— Ни одна из них не вызывает во мне того, что удается тебе.
— Так вот почему ты притащил меня сюда? — в сердцах воскликнула Глэдис. — Решил, что можешь поймать меня в свои сети именно там, где я особенно уязвима — дома? Решил овладеть мною, пока я еще не уехала из Лондона?
— Боже, ты представляешь меня каким-то монстром. Я вовсе не такой, — совершенно спокойно заметил Ларсон.
Глэдис была на грани истерики.
— Неужели? — спросила она.
— Разве ты забыла, какой была твоя жизнь еще недавно? А теперь?
— Конечно же, только благодаря тебе!
— Вовсе нет, но я все-таки дал тебе шанс.
— Тысяча благодарностей, — не без ехидства заметила Глэдис. — Ты выбрал не ту профессию, Ларсон. Почему бы тебе не возглавить всемирный комитет по борьбе за счастье человечества?
Ларсон засмеялся. Смотрел на нее ласковым, добрым взглядом, и Глэдис поспешила отвернуться, чтобы не поддаться на эту уловку.
— Ты такая забавная! — сказал он.
— Я это уже слыхала однажды.
От напряжения она так крепко сцепила пальцы, что ей даже стало больно.
— И очень желанная, — добавил он тихо.
Это слово, мысленно повторенное ею, вызвало целый сонм образов, ощущений и чувств, на что, вероятно, и рассчитывал Ларсон, сказав это нарочно, чтобы обезоружить ее. Правда, он и пальцем ее не тронул, не двинулся с места, и в этом девушка тоже усмотрела некую хитрость, потому что сидеть и слушать, как он говорит все это бархатным голосом, нельзя спокойно, без обволакивающего сладостного чувства, которое все сильнее охватывало ее. Глэдис даже вжалась в кресло, чтобы преодолеть искушение глянуть на Ларсона и сдаться.
— Подумай об этом, Глэдис.
Ларсон завел мотор, и машина тронулась с места.
Глэдис думала об этом, А о чем еще она могла думать весь остаток пути? Только когда автомобиль выехал на знакомую тенистую аллею, ведущую к усадьбе, мысли ее переключились на другое, и она жадно всматривалась в этот с детства памятный пейзаж. Вот и поворот к дому…
— Линда ждет нас?
— Нет.
Наконец Глэдис осмелилась взглянуть на Ларсона. Весь его облик изменился — сама сдержанность, собранность и уверенность. Она не столько видела, сколько чувствовала это.
— Но она дома, — добавил он.
— Откуда ты знаешь?
— Подстроил так.
Они медленно проехали мимо коттеджа. Ничего не изменилось — маленький кирпичный дом, окна с белыми рамами, увитый плющом фасад… В свое время отец подстригал этот упрямый плющ, теперь с ним мучается садовник…
Воспоминания детства и ранней юности нахлынули на нее. Картины прошлого, сменяя друг друга, словно кадры кинофильма, пронеслись перед глазами, поражая воображение яркостью и реальностью ощущений.
Вот она, держа отца за руку, идет с ним на прогулку и внимательно слушает рассказы о цветах и растениях, которые попадаются им на пути. Он показывает открывшей рот от удивления девочке гнездо птички, спрятанное в кустарнике… А вот отец, торжественный и смущенный, дарит ей первое в жизни «взрослое платье» в день тринадцатилетия… Его образ был настолько ярок, что она бы не удивилась, если бы он появился сейчас на пороге дома и помахал им рукой. Но этого не произошло.
— С тобой все в порядке? — спросил Ларсон.
Глэдис прислонилась головой к окну.
— Все нормально, — ответила она.
Коттедж исчез из вида, и через две минуты машина подъехала к фасаду большого особняка. Этот дом тоже знаком и ей, и ему до боли. Глэдис казалось, что она помнит каждый кирпич и каждое окно, даже звук открываемой входной двери… А что же говорить о Ларсоне? Ему это еще ближе и роднее. А ведь он здесь не был так давно…
Она взглянула на него.
— Ты чувствуешь, что вернулся домой? — спросила она.
— Да, конечно, — проговорил Ларсон, не поворачивая головы и глядя прямо на дом — свой дом. — До этого, где бы я ни жил, все было временно, проездом. И вот — конечная цель моего долгого путешествия. Я это знал с самого первого дня.
Во дворе не было видно ни одной машины, и Глэдис вдруг подумалось: не напрасно ли они приехали, раз никого нет дома, но потом она вспомнила, что за домом есть стоянка и гараж.
Линда всегда имела в своем распоряжении два автомобиля — серебристый «роллс-ройс», на котором папа возил ее на разные приемы и встречи, и «мерседес», спортивная модель, который Линда водила сама. Глэдис опять представилась картинка из прошлого — вишневый автомобиль на полном ходу подъезжает к парадному крыльцу, Линда за рулем, ее золотистые волосы подвязаны шарфом, на носу модные темные очки — прямо кинозвезда.
Вспомнив Линду, Глэдис впервые почувствовала невероятную решимость и порадовалась тому, что Ларсон взял ее с собой в эту поездку.
Дверь открыла какая-то молоденькая девушка, которую Глэдис никогда не видела раньше. Лиз, прежняя горничная, прослужившая в доме верой и правдой много лет, была уволена сразу же после смерти мистера Редгрейва. Линда невзлюбила ее с первого взгляда, считая, что эта пожилая женщина подрывает ее авторитет, поэтому не замедлила избавиться от нее при первой же возможности. Потом горничные сменяли друг друга с невероятной быстротой, ни одна из них не отвечала требованиям капризной хозяйки. Линда умудрялась так с ними обращаться, что не выдерживал никто.
Новая горничная, пухлая девица с конским хвостом, уставилась на Ларсона с любопытством.
— Миссис Редгрейв в гостиной, — сказала она. — Я провожу вас туда…
— Я знаю дорогу, — перебил ее Ларсон.
Горничную это заявление удивило, но она привыкла подчиняться, поэтому впустила гостей и закрыла за ними дверь.